Мама

[sterljad]

Этот пост следовало сделать еще позавчера, но не судьба, и все-таки мне очень хочется с вами поделиться некоторыми воспоминаниями.

Мама с папой жили в счастливом браке, дом буквально светился от любви и всем было уютно сидеть за нашим круглым дубовым столом. Мало, кто знал, как тяжело это давалось нам.

Первой в их тогда еще новоиспеченной семье родилась сестра, родилась сильно недоношенной, с диагнозом ДЦП, но крупной и мама добавила ей две недели срока, чтобы врачи записали ее как младенца, а не как выкидыша. Потому что выкидышей роженицам даже в палату не приносили. Шел 67-й год. Мама не сдалась, она выучила все об известных на тот момент как альтернативных, так и признанных методиках лечения ДЦП. Она боролась как лев. Она сама научилась делать массажи и расслабляющие ванночки. Она умудрялась доставать путевки в самые престижные санатории. Она доставала самые дорогостоящие лекарства. Она ее спасла. На сегодняшний день непосвященный человек отметит про себя, что у моей сестры не самая идеальная походка и несколько медлительная речь, но ему даже в голову не придет, что это могут быть последствия какого-то тяжелого заболевания, скорее такие персональные особенности томной дамы.

Такого понятия как резус-конфликт тогда тоже не существовало, поэтому два последующих мальчика родились на еще более ранних сроках. Один умер сразу, а второй очень хотел жить и мама еще очень долго слышала его плач где-то в закутках больничных коридоров. Подходить к ребёнку не разрешали, приносить не соглашались тоже. Выкидыш ведь. А она просила, рыдала и умоляла, но тщетно.

Потом мама забеременела опять. Роды были тяжелыми, воды отошли 30 апреля, а я увидела свет только 3 мая. Врачи всем составом отмечали первомай и ей отказывались давать касторку. Сразу после родов в палату рожениц зашла врач и прилюдно объявила маме, что у меня тяжелый порок сердца. Врачебная тайна форевер.

От родных мама решила сохранить мой диагноз в тайне и следующие пять лет жила в аду совершенно одна. Она возила меня в Москву под видом "просто так, в гости", она придумывала тысячи причин для моих бессониц, истерик, удуший и обмороков. Она даже придумала какое-то логическое обьяснение тому, что я начала под конец кашлять кровью и перестала есть. Врачи с операцией тянули, во-первых, шансы на успех были 50/50, во-вторых, люди ехали в институт Вишневского со всех уголков СССР, а количество мест было сильно ограниченно. В 1982 стало понятно, что либо немедленно, либо уже никогда. Без операционного вмешательства доктора давали мне максимум еще год жизни. Тогда мама и рассказала все дома. В день операции она на нервной почве лишилась голоса и снова заговорила только через три дня, после того, как меня перевели из реанимации в обычную палату.

Несколько лет подряд моя мама проработала глав. врачом одной из крупнейших поликлиник города, потом ушла работать по специализации в единственном в своем роде медицинском центре во всем Черноземье. Уехать в Израиль мама хотела еще тогда, но я отказывалась наотрез покидать Россию и им пришлось дожидаться хотя бы моего окончания универа. В итоге, я уехала еще раньше родителей, сестра была уже здесь.

После переезда мама не пошла подтверждать свой медицинский диплом из-за возраста и устроилась работать нянечкой в дом престарелых. Никогда я от нее не слышала ни одной жалобы по этому поводу. Конечно, она знала, на что шла и не питала никаких иллюзий, но ведь всем нам свойственны минуты слабости. Всем, кроме моей мамы.

Единственное, что надломило ее видимо и надолго, это папина смерть. Тогда она очень переживала, ушла в себя, перестала красить волосы и пользоваться косметикой. Я с ней ругалась, я ее заставляла, я сама красила ее седину, но окончательно победили ее горе лишь внуки.

Мама просто растворилась в них и сразу как-то помолодела. Первые пару-тройку лет она к ним, правда, была даже несколько холодновата, а потом свершилось чудо и вот они уже вместе играют в футбол и догонялки, делают домашку, ссорятся, тут же мирятся, обнимаются и целуются. Мои дети очень редко называют ее бабушка, гораздо чаще мама Лека или просто Лека. Думаю, это о многом говорит гораздо лучше самых громких слов.