Каждое лето я ездила к бабушке в Николаев, небольшой город с зелеными парками и бульварами, клюквенным морсом, большими чужестранными кораблями, заходившими часто в порт, яхт-клубом, куда мы бегали купаться на пляж, и очень разношерстной компанией детей и подростков, фактически предоставленных самим себе. Бабушки, к которым многие из нас приехали на побывку из других городов, были заняты своими хлопотами, а родители местных ребят в большинстве своем либо работали на кораблестроительном заводе с утра до вечера и с вечера до утра, либо месяцами пропадали в рейсах.
У меня мурашки по коже начинают бегать, когда я, будучи теперь сама мамой, вспоминаю, как мы ныряли с какого-то то ли моста, то ли причала между железных балок, торчащих по бокам во все стороны, как плавали на спор до буйков, как бегали по покатым крышам пятиэтажек, а потом подолгу сидели там, любуясь закатом. Мы были вечно галдящими, но добрыми, хорошими детьми, подбирающими бездомных собак и спасающими больных голодных котят от верной смерти. Нам просто забыли, видимо, объяснить, что бывают другие дети, не такие как мы.
Когда-то Инга была девочкой-куколкой, с огромными миндалевидными глазами, бледной кожей и алыми губками бантиком. Она была чудесным милым ребёнком, моей подругой по детским играм, так же как я навещающей бабушку на каникулах. Так было, пока мы были совсем крохами, а потом Инга пропала на пару лет. Когда я увидела ее снова, то просто не могла поверить, что это действительно она. Девушка сильно поправилась, ее глаза стали почему-то меньше, а лицо характерно одутловатым. Все признаки болезни были на лицо. Нет, мы не прогоняли ее, когда она выходила во двор, не издевались в открытую, не смеялись в ее оставшееся детским лицо. Мы просто заваливали ее идиотскими вопросами, а потом еще долго потешались над такими забавными ответами, особенно, когда она рассказывала нам про свой роман с Александром Серовым и недавние каникулы заграницей.
Один раз мы действительно перешагнули черту. Девушку очень беспокоило, как бы приворожить товарища Серова на всю жизнь, а то поклонницы, понимаешь, достают. И моя подружка, не долго думая, ляпнула, что дескать, надо собрать десять божьих коровок, загадать желание и съесть. Инга пропала на полчаса в глубине двора, мы уже практически забыли, что она была, а когда вернулась, сказала, что теперь Серов будет только с ней. Сначала у нас отвисли челюсти, потом мы долго и безудержно смеялись, но смех был каким-то неискренним и стыдливым. Инга ничего не поняла, мы ей сказали, что это у нас от счастья за нее такая реакция бурная, но мне кажется, именно в тот момент мы поняли, что ее отличия от нас не должны лишать ее человеческого достоинства, потому что больше мы так не шутили над ней.
Инга все больше времени проводила в больнице, а через какое-то время мы забрали бабушку к себе и я перестала приезжать на каникулы в Николаев. Но этот случай мне врезался в память навсегда. Своим детям я стараюсь заранее объяснять, что бывают особенные дети, не такие как все, но это не значит, что они не заслуживают уважения и любви. Не знаю, насколько это получается у меня, пока что им не приходилось сталкиваться с подобным, но я знаю, что у них нет привычки делить людей на белых и черных, худых и толстых, красивых и уродов, сильных и слабых. У Амира в классе есть мальчик-аутист, он не разговаривает ни с кем, не отвечает на уроках, не играет на переменах с другими детьми, очень нервничает, когда к нему обращаются вдруг, общение ему заменяет лист ватмана, краски и карандаши. Я разговаривала с Амиром, он говорит, что все знают, как себя с ним вести, что он просто не такой как все и никто не смеется и не подшучивает над ним. Надеюсь, их поколение будет добрее и внимательнее к слабым, хотя бы в нашей отдельно взятой семье. До сих пор стыдно за тот инцидент, спустя двадцать пять лет.
Когда-то Инга была девочкой-куколкой, с огромными миндалевидными глазами, бледной кожей и алыми губками бантиком. Она была чудесным милым ребёнком, моей подругой по детским играм, так же как я навещающей бабушку на каникулах. Так было, пока мы были совсем крохами, а потом Инга пропала на пару лет. Когда я увидела ее снова, то просто не могла поверить, что это действительно она. Девушка сильно поправилась, ее глаза стали почему-то меньше, а лицо характерно одутловатым. Все признаки болезни были на лицо. Нет, мы не прогоняли ее, когда она выходила во двор, не издевались в открытую, не смеялись в ее оставшееся детским лицо. Мы просто заваливали ее идиотскими вопросами, а потом еще долго потешались над такими забавными ответами, особенно, когда она рассказывала нам про свой роман с Александром Серовым и недавние каникулы заграницей.
Один раз мы действительно перешагнули черту. Девушку очень беспокоило, как бы приворожить товарища Серова на всю жизнь, а то поклонницы, понимаешь, достают. И моя подружка, не долго думая, ляпнула, что дескать, надо собрать десять божьих коровок, загадать желание и съесть. Инга пропала на полчаса в глубине двора, мы уже практически забыли, что она была, а когда вернулась, сказала, что теперь Серов будет только с ней. Сначала у нас отвисли челюсти, потом мы долго и безудержно смеялись, но смех был каким-то неискренним и стыдливым. Инга ничего не поняла, мы ей сказали, что это у нас от счастья за нее такая реакция бурная, но мне кажется, именно в тот момент мы поняли, что ее отличия от нас не должны лишать ее человеческого достоинства, потому что больше мы так не шутили над ней.
Инга все больше времени проводила в больнице, а через какое-то время мы забрали бабушку к себе и я перестала приезжать на каникулы в Николаев. Но этот случай мне врезался в память навсегда. Своим детям я стараюсь заранее объяснять, что бывают особенные дети, не такие как все, но это не значит, что они не заслуживают уважения и любви. Не знаю, насколько это получается у меня, пока что им не приходилось сталкиваться с подобным, но я знаю, что у них нет привычки делить людей на белых и черных, худых и толстых, красивых и уродов, сильных и слабых. У Амира в классе есть мальчик-аутист, он не разговаривает ни с кем, не отвечает на уроках, не играет на переменах с другими детьми, очень нервничает, когда к нему обращаются вдруг, общение ему заменяет лист ватмана, краски и карандаши. Я разговаривала с Амиром, он говорит, что все знают, как себя с ним вести, что он просто не такой как все и никто не смеется и не подшучивает над ним. Надеюсь, их поколение будет добрее и внимательнее к слабым, хотя бы в нашей отдельно взятой семье. До сих пор стыдно за тот инцидент, спустя двадцать пять лет.
no subject
Date: 2013-02-13 10:32 pm (UTC)From: