Особенные дети и мы
Каждое лето я ездила к бабушке в Николаев, небольшой город с зелеными парками и бульварами, клюквенным морсом, большими чужестранными кораблями, заходившими часто в порт, яхт-клубом, куда мы бегали купаться на пляж, и очень разношерстной компанией детей и подростков, фактически предоставленных самим себе. Бабушки, к которым многие из нас приехали на побывку из других городов, были заняты своими хлопотами, а родители местных ребят в большинстве своем либо работали на кораблестроительном заводе с утра до вечера и с вечера до утра, либо месяцами пропадали в рейсах.
У меня мурашки по коже начинают бегать, когда я, будучи теперь сама мамой, вспоминаю, как мы ныряли с какого-то то ли моста, то ли причала между железных балок, торчащих по бокам во все стороны, как плавали на спор до буйков, как бегали по покатым крышам пятиэтажек, а потом подолгу сидели там, любуясь закатом. Мы были вечно галдящими, но добрыми, хорошими детьми, подбирающими бездомных собак и спасающими больных голодных котят от верной смерти. Нам просто забыли, видимо, объяснить, что бывают другие дети, не такие как мы.
Когда-то Инга была девочкой-куколкой, с огромными миндалевидными глазами, бледной кожей и алыми губками бантиком. Она была чудесным милым ребёнком, моей подругой по детским играм, так же как я навещающей бабушку на каникулах. Так было, пока мы были совсем крохами, а потом Инга пропала на пару лет. Когда я увидела ее снова, то просто не могла поверить, что это действительно она. Девушка сильно поправилась, ее глаза стали почему-то меньше, а лицо характерно одутловатым. Все признаки болезни были на лицо. Нет, мы не прогоняли ее, когда она выходила во двор, не издевались в открытую, не смеялись в ее оставшееся детским лицо. Мы просто заваливали ее идиотскими вопросами, а потом еще долго потешались над такими забавными ответами, особенно, когда она рассказывала нам про свой роман с Александром Серовым и недавние каникулы заграницей.
Один раз мы действительно перешагнули черту. Девушку очень беспокоило, как бы приворожить товарища Серова на всю жизнь, а то поклонницы, понимаешь, достают. И моя подружка, не долго думая, ляпнула, что дескать, надо собрать десять божьих коровок, загадать желание и съесть. Инга пропала на полчаса в глубине двора, мы уже практически забыли, что она была, а когда вернулась, сказала, что теперь Серов будет только с ней. Сначала у нас отвисли челюсти, потом мы долго и безудержно смеялись, но смех был каким-то неискренним и стыдливым. Инга ничего не поняла, мы ей сказали, что это у нас от счастья за нее такая реакция бурная, но мне кажется, именно в тот момент мы поняли, что ее отличия от нас не должны лишать ее человеческого достоинства, потому что больше мы так не шутили над ней.
Инга все больше времени проводила в больнице, а через какое-то время мы забрали бабушку к себе и я перестала приезжать на каникулы в Николаев. Но этот случай мне врезался в память навсегда. Своим детям я стараюсь заранее объяснять, что бывают особенные дети, не такие как все, но это не значит, что они не заслуживают уважения и любви. Не знаю, насколько это получается у меня, пока что им не приходилось сталкиваться с подобным, но я знаю, что у них нет привычки делить людей на белых и черных, худых и толстых, красивых и уродов, сильных и слабых. У Амира в классе есть мальчик-аутист, он не разговаривает ни с кем, не отвечает на уроках, не играет на переменах с другими детьми, очень нервничает, когда к нему обращаются вдруг, общение ему заменяет лист ватмана, краски и карандаши. Я разговаривала с Амиром, он говорит, что все знают, как себя с ним вести, что он просто не такой как все и никто не смеется и не подшучивает над ним. Надеюсь, их поколение будет добрее и внимательнее к слабым, хотя бы в нашей отдельно взятой семье. До сих пор стыдно за тот инцидент, спустя двадцать пять лет.
Когда-то Инга была девочкой-куколкой, с огромными миндалевидными глазами, бледной кожей и алыми губками бантиком. Она была чудесным милым ребёнком, моей подругой по детским играм, так же как я навещающей бабушку на каникулах. Так было, пока мы были совсем крохами, а потом Инга пропала на пару лет. Когда я увидела ее снова, то просто не могла поверить, что это действительно она. Девушка сильно поправилась, ее глаза стали почему-то меньше, а лицо характерно одутловатым. Все признаки болезни были на лицо. Нет, мы не прогоняли ее, когда она выходила во двор, не издевались в открытую, не смеялись в ее оставшееся детским лицо. Мы просто заваливали ее идиотскими вопросами, а потом еще долго потешались над такими забавными ответами, особенно, когда она рассказывала нам про свой роман с Александром Серовым и недавние каникулы заграницей.
Один раз мы действительно перешагнули черту. Девушку очень беспокоило, как бы приворожить товарища Серова на всю жизнь, а то поклонницы, понимаешь, достают. И моя подружка, не долго думая, ляпнула, что дескать, надо собрать десять божьих коровок, загадать желание и съесть. Инга пропала на полчаса в глубине двора, мы уже практически забыли, что она была, а когда вернулась, сказала, что теперь Серов будет только с ней. Сначала у нас отвисли челюсти, потом мы долго и безудержно смеялись, но смех был каким-то неискренним и стыдливым. Инга ничего не поняла, мы ей сказали, что это у нас от счастья за нее такая реакция бурная, но мне кажется, именно в тот момент мы поняли, что ее отличия от нас не должны лишать ее человеческого достоинства, потому что больше мы так не шутили над ней.
Инга все больше времени проводила в больнице, а через какое-то время мы забрали бабушку к себе и я перестала приезжать на каникулы в Николаев. Но этот случай мне врезался в память навсегда. Своим детям я стараюсь заранее объяснять, что бывают особенные дети, не такие как все, но это не значит, что они не заслуживают уважения и любви. Не знаю, насколько это получается у меня, пока что им не приходилось сталкиваться с подобным, но я знаю, что у них нет привычки делить людей на белых и черных, худых и толстых, красивых и уродов, сильных и слабых. У Амира в классе есть мальчик-аутист, он не разговаривает ни с кем, не отвечает на уроках, не играет на переменах с другими детьми, очень нервничает, когда к нему обращаются вдруг, общение ему заменяет лист ватмана, краски и карандаши. Я разговаривала с Амиром, он говорит, что все знают, как себя с ним вести, что он просто не такой как все и никто не смеется и не подшучивает над ним. Надеюсь, их поколение будет добрее и внимательнее к слабым, хотя бы в нашей отдельно взятой семье. До сих пор стыдно за тот инцидент, спустя двадцать пять лет.
no subject
К чему это я? А черт его знает, чего-то вспомнилось вдруг после твоего рассказа. Значит есть какая-то связь.
no subject
no subject
no subject
(no subject)
no subject
все таки детская жестокость порой бывает хуже взрослой
no subject
no subject
моего ужо задолбали в детском саду за то, что он самый маленький и плохо разговаривает
он стал отвечать всем взаимностью - просто делает что ему в голову взбредёт и имел он всех ввиду в знак протеста
no subject
(no subject)
(no subject)
no subject
no subject
(no subject)
(no subject)
no subject
no subject
(no subject)
(no subject)
no subject
no subject
(no subject)
no subject
А вот когда стали взрослее, стало сложно, уже всякие наши девичьи беседы-секреты были невозможны, и она постепенно стала от нас отдаляться.
no subject
(no subject)
(no subject)
no subject
спасибо!))
no subject
no subject
Инга себя с нами даже счастливой чувствовала, но мы не понимали, что это тоже самое издевательство фактически. тоже стыдно.
no subject
no subject
(no subject)
no subject
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Когда-то у меня там кошелёк вытащили с приличной суммой.
С тех пор так его и поминаю добрым тихим словом.)
no subject
no subject
no subject
65-й дайджест
no subject
no subject
Инга себя с нами даже счастливой чувствовала, но мы не понимали, что это тоже самое издевательство фактически.
(no subject)
no subject
Давайте помнить только хорошее! Ну и не позволять своим детям думать, или делать плохое.
no subject